ПРИБЫТИЕ Границу между Польшей и ФРГ прошли быстро. Пограничники даже не поднимали нас с мест. Мы так и лежали: время было уже очень позднее. Быстро пролистав мой синий служебный безвизовый заграничный паспорт немецкий пограничник, козырнув, отдал его мне. Проскочили Одер и через несколько минут прибыли на вокзал Франкфурта-на-Одере. В глаза сразу бросилось отличие архитектуры и обилие света. Польские города и деревни похожи на наши, это и понятно: свои, славяне.
На перроне нас встречал патруль. Сели в автобусы и через тридцать минут были на пересыльном пункте. В большом зале заполнили блан¬ки на переадресовку контейнеров и небольшие справки о прохождении службы. Потом пошли спать. Время уже было около трех часов ночи.
На другой день нас начали по одному вызывать к кадровикам - направленцам. Услышав по радио свою фамилию, я прибыл в указанную комнату. Там кадровик пролистал мое удостоверение личности и справку о прохождении службы. Затем полез в свои бумаги и доложил мне, что я должен направляться в Ордруф командиром отдельного батальона связи дивизии 8-й общевойсковой армии. Однако, добавил он, вам надо прибыть в штаб группы на беседу к начальнику войск связи группы. Возможно, он изменит это решение.
Выйдя от кадровика я нашел карту и разобрался с причиной возможного изменения решения о моем назначении. Начинался вывод войск из ЗГВ. Причем, вывод организовывался по афганскому варианту. То есть войска выдвигались с запада на восток и с юга на север. Таким образом, выводимые войска двигались через порядки своих войск. Ордруф, как раз, и находиться на юго-западе Восточной части бывшей ГДР. Получается, что я мог по прибытию в батальон сразу готовиться к его выводу. Зачем было тогда сюда ехать?
После обеда нам стали выдавать аванс в размере пятисот марок. Все с любопытством рассматривали дойчемарки. Потом выдали предписание в штаб группы и проездные документы на немецкий поезд. Толпа рванула на вокзал. Долго изучали расписание. Кто когда-то в школе, училище или академии изучал немецкий язык были переводчиками. Однако, расписания поездов было понятны даже «не немцам». Сели в поезд и доехали до Шёнефельда. Taм долго ждали электрички до Вюнсдорфа. Часто проносились поезда. Такие же как у чехов. Я вспомнил, как в ЦГВ нас оштрафовали чешские контролеры за то, что мы имели билеты в вагон 2-го класса, а сели в 1-й класс. Там номера классов большими буквами были написаны прямо на вагонах. А моего товарища оштрафовали за то, что курил в вагоне для некурящих. Дымящаяся сигарета была нарисована на боку вагона. Но соседнего. Он не разобрался.
Наконец, подошла наша электричка. Почти трехэтажная красавица. То есть, в ней было два с половиной уровня. Кресла велюровые. Чистота, как в операционной. Вешалки, крючки, туалеты, подстаканники. Я вспомнил наши поезда и электрички...
Поздним вечером прибыли в гостиницу. Разместились. Я вытащил китель, галифе, рубашку из сумки, нашел утюг и погладил. Народ в это время накрывал братский стол. Персон на двадцать. Скоро выяснилось, что ни у кого нет хлеба. А вот спиртного было много. Особенно водки и спирта. Время было около часу ночи. Все закрыто и незнакомо. Была создана инициативная группа. Пришлось ее возглавить. Я без хлеба ничего не ем. Даже пельмени. Вышли на ночную улицу. Военный городок огромный. Куда идти? И тут я уловил запах. Стал принюхиваться. Толпа моих сопровождающих, глядя на меня, затихла и сделала стойку. Ребята, - сказал я, - рядом хлебозавод, ищем. Через десять минут мы были на КПП хлебозавода. Через солдата вызвали дежурного по части. Пришел старший лейтенант. Я объяснил ему ситуацию. Он велел ждать. Выпечка еще шла. Минут через тридцать солдат в белой спецодежде принес нам на подносе десяток батонов. От них шел пар. Горячие, в руки не взять. Так с подносом и унесли. Потом вернули.
Утром я стоял перед кабинетом начальника войск связи генерал-майора Василия Федоровича Ведерникова. Однофамильцу подполковника Ведерникова из управления связи СИБВО. Зашел в кабинет. Доложил. Хозяин кабинета, выходя из-за стола, придирчиво оглядел меня с ног до головы. Именно с ног. Как я потом убедился, он так встречает всех своих подчиненных. Особенно долго его взгляд задержался на сапогах. Мои сапоги были завистью всех командиров частей в нашем учебном центре. Мало того, что они были прекрасно сшиты, они имели совершенно прямые голенища, так называемые трубы, и были изготовлены из прекрасного качества немецкой кожи.
Ведерников заслушал мой ратный путь. Его решение, как я понял, было готово заранее:
- Ну, чего тебе ехать в дивизию, скоро ее выведут, у тебя опыт работы в учебном батальоне больший, давай-ка ты в 31-й отдельный учебный полк связи командиром 1-го батальона.
Я дал согласие. Пока переписывали предписание и оформляли проездные документы выяснилось, что кроме меня туда едет майор. Познакомились. Он оказался зампотехом коченевского учебного батальона связи из СибВО и назначался в 31-й полк на должность зампотеха батальона обеспечения. Я тут и ранее везде говорил - зампотех, хотя правильно эта должность в войсках называется заместитель командира батальона по вооружению. Зампотех это старое название. Но я считаю, что более подходящим. Поэтому, впредь, я ее так и буду называть.
Вечером мы сели в электричку и снова приехали в Шенефельд. Долго рассматривали расписание. Мой попутчик изучал немецкий язык, поэтому он, в конце концов, разобрался, что к чему. Вечером мы вышли в Вердере, где стоял полк и часам к двадцати зашли на КПП полка. У штаба полка увидели полковника. Уточнили у проходящего сержанта, что это командир полка полковник Вербицкий. Доложили о прибытии. Он распорядился разместить нас в генеральском особняке. Посыльный привел нас в стоящий за пределами части трехэтажный особняк. Поднялись на второй этаж и зашли в большой зал. Там собралось человек пять прибывших, как и мы, по замене офицеров. Дым коромыслом. Посередине накрытый стол. Однако все смотрят на телевизор, по которому, через видеомагнитофон, шел в это время жгучий порнофильм.
Поужинали и легли спать. Утро вечера мудренее.
АРМАДА
Утром меня разбудил сияющий подполковник. Выяснилось, что это тот самый командир батальона, на чью должность я прибыл. Фамилия его была Антонов. Сразу скажу, что он убыл в Московский военный округ и там, по некоторым сведениям, был назначен на должность начальника связи 2-й Гвардейской Кантемировской танковой дивизии.
Антонов рассказал мне про боевой состав группы. В нее входило пять армий, в том числе танковая и 16-я воздушная. Кроме того, масса соединений и частей группового подчинения, в том числе и 210-я школа прапорщиков, где одной из учебных рот была рота по подготовке прапорщиков-связистов. Армада! По составу войск на военное время это был наш Западный фронт.
Комплект частей связи включал в себя стационарный узел связи штаба группы «Ранет» в Вюнсдорфе, 118-ю узловую бригаду связи в Вюнсдорфе, 119-ю линейную бригаду связи со штабом в Лейпциге, 132-ю территориальную бригаду связи со штабом в Троенбритцене, отдельный радиорелейный батальон в Вердере, четыре направленческих батальона связи на каждую армию, завод по ремонту средств связи в Лукенвальде, склады связи в Бад Заров-Писков и массу других частей связи. И 31-й отдельный учебный полк связи.
Каждая армия имела свой комплект войск связи, начиная с армейского полка связи. Кроме того, работало несколько защищенных узлов связи коман¬дных пунктов группы, например: «Редут», КИП-50. КИП-25 и защищенный командный пункт Ставки Западного Направления «Арбалет». Сам штаб Ставки Западного Направления находился в Польше в Легнице.
Наш 31-й отдельный учебный полк связи состоял из штаба и управления полка, двух учебных батальонов связи, батальона обеспечения учебного процесса, роты материального обеспечения, мастерской связи, клуба и медпункта.
В Вердере, кроме учебного полка связи, в этом же городке, находился отдельный радиорелейный батальон связи. Этот батальон был предназначен для обеспечения связи начальнику ракетных войск и артиллерии группы с подчиненными ему частями. Еще - завод по ремонту инженерной техники группы и гарнизонный госпиталь.
До 1945 года в городке стояла немецкая авиационная часть Геринга, сразу после войны штаб нашей авиационной дивизии. Этой дивизией командовал Василий Сталин. После войны в этом в городке стояли другие части. А в каком-то году, уже не помню, туда был передислоцирован наш полк.
Семьи жили в двух военных городках. Один был внутри общего периметра и состоял из пятиэтажных жилых домов, построенных по немецкому проекту. До второго городка надо было идти двадцать минут. Он был открытый и находился на окраине Вердера. Этот городок состоял из немецких четырехквартирных двухэтажный особнячков. Я думаю понятно, что до нас в каждом особняке жила одна немецкая семья.
Служебная зона состояла из здания штаба полка, большого трехэтажного учебного корпуса, двух двухэтажных учебных корпусов, двух двухэтажных и одной одноэтажной казармы, двух парков, складской зоны, большого стадиона, спортивного городка, огромной столовой, здания медпункта, большой библиотеки, гауптвахты, зданий и сооружений, а также территории радиорелейного батальона, инженерного завода, учебной роты связи из 210-й школы прапорщиков и госпиталя. И, конечно, офицерской столовой, солдатской чайной, и магазинов.
Ближайшим гарнизоном был Потсдам. До него на электричке надо было ехать ровно шесть минут. Через Хафель по мосту переехать, и ты в Потсдаме. Хафель, это искусственная система каналов и озер, тянущихся на многие километры по территории Германии.
Так вот, в Потсдаме находилась учебная дивизия, 34-я артиллерийская дивизия группового подчинения, управление военторга, КЭЧ, прокуратура, особый отдел. Наверно были и другие части, но я не знаю какие. Из немецких частей там находился узел связи Генерального штаба ННА ГДР, который к тому времени еще не расформировали. Процесс только начинался, они еще пару раз приезжали сра¬зиться с нами в футбол. И чуть дальше от нас в Бранденбурге находилась учебная автомобильная бригада.
Пресвященный по этим вопросам я пошел с Антоновым в столовую, а затем на плац. Там уже был построен полк для развода на занятия. Командир полка представил всех нас прибывших личному составу полка. Мы заняли свои места в строю. Прошли под оркестр торжественным маршем. Курсанты убыли на занятия, а я к командиру полка на беседу. Схема разговора была обычная. Особое внимание он обратил на передовые методики. Сослался но опыт сборов в Са¬марканде, где он принимал в них участие. Тогда я ему сказал, что тоже был там. Конечно, мы тогда не знали, что будем служить вместе. Тут командир полка позвонил в секретку и приказал принести материалы сборов. Оказывается их издали секретным порядком. А я об этом не знал. Тыкая пальцем в страницы он показывал места, где было написано про меня: «Смотри, и тут, и тут, и тут тут, и здесь...».
Ну, а потом я с Антоновым начали сдавать и принимать дела. В моем 1-й батальоне было почти шестьсот курсантов, двадцать один офицер, четыре прапорщика. Техника только в учебных классах. Вся колесная техника находилась в батальоне обеспечения. Курсанты сведены в четыре учебные роты связи, причем одна рота, по подго¬товке специалистов по ремонту средств связи, находилась в Лукенвальде при заводе по ремонту средств связи. Это в пятидесяти километрах от Вердера.
В три дня я разобрался с хозяйством и, после отходной, с бо¬гом отпустил Антонова к новому месту службы.
Начались будни.
ЗАНЯТИЯ И СЛУЖБА
Учебный процесс шел своим чередом. Я быстро вник в особенности его организации в полку. Офицеры у меня оказались очень подготовленными в вопросах технической и специальной подготовки.
Многие были хорошими методистами, а два офицера были лучшими методистами в полку.
Учебно-материальная база вполне позволяла обучать курсантов. Кроме учебной техники в учебных корпусах были смонтированы полигоны связи. А в завершающей стадии обучения батальон обеспечения разворачивал огромный полигон связи. Техника стояла везде, и у учебных корпусов, и на стадионе, и на автодроме. Вот тогда работа шла уже круглосуточно.
Специальности, по которым я готовил курсантов, были другие, чем в СибВО, тут были и специалисты телеграфной связи - целая рота, и радиомастера, тоже рота, и специалисты кросса, и специалисты автоматический телефонных станций, и специалисты радиорелей¬ных станций.
Регулярно я выезжал в Лукенвальд для проверки хода учебного процесса в учебной роте, что жила и занималась там. Кроме занятий курсанты этой роты привлекались для выполнения производственного задания на заводе. Это давало им практику в ремонте несложной аппаратуры.
Примерно один раз в десять дней одна из рот заступала в наряд. Это означало, что от роты выделялся караул, наряд по столовой, КПП, КТП, патруль, дежурное подразделение. Офицеры этой роты с личным составом несли службу.
Надо сказать, что командир и штаб полка создали стройную систему организации учебного процесса и службы войск. Служить в этой системе, когда все расписано и распределено, было легко. Когда механизм раскручен, то периодически его надо только подправлять и подкручивать. Осуществлялся строжайший контроль за качеством обучения. Офицеры штаба и управления полка регулярно присутствовали на занятиях. Проводились инструкторско-методические, командирские и показные занятия. Командирская подготовка офицеров проводилась по единому плану и постоянно контролировалась.
На пятничных подведениях итогов каждому офицеру давали оценку его вклада в общее дело. Тут же карали и миловали.
Для меня не было неожиданностью, что я встречу такую четную организацию учебного процесса. Я сходу ввинтился в эту систему и чувствовал себя в ней как рыба в воде.
Несколько раз командир полка полковник Вербицкий присутствовал на занятиях, которые я проводил с офицерами и сержантами. Замечаний не было.
Через пару недель командир полка подошел ко мне и в доверительной беседе сказал, что он опросил много офицеров управления полка и батальона по вопросу моего стиля и методов работы. Сказал, что мнения обо мне самые хорошие и попросил дальше держать такой же курс.
Регулярно нас посещал начальник войск связи ЗГВ генерал Ведерников. На строевом смотре, который он проводил, Ведерников подошел ко мне и спросил как мне служиться в полку. Я ответил, что в полку мне нравиться и что я готов служить в этом полку до трупных пятен, чем вызвал его улыбку.
ИСТОРИЧЕСКИЕ МЕСТА
Два раза в неделю личному составу демонстрировались художественные фильмы. На патриотические и художественные темы. Курсантов оберегали от просмотров западных фильмов по телевидению. С территории нашего военного городка хорошо просматривалась телевизионная вышка Западного Берлина. Поэтому, чтобы не вводить личный состав в соблазн, все телевизоры в гарнизоне были настроены на один советский канал, а переключатели каналов были опечатаны замполитами.
Фильмы демонстрировались в огромном помещении. Оно выглядело как ангар. Оказалось, что это и был когда-то ангар. В нем, по рассказам однополчан, стоял личный самолет рейхсминистра Германии, командующего люфтваффе Германа Геринга. Из этого ангара самолет выкатывали на поле, где у нас теперь размешался полигон связи и автодром. На этом месте был у немцев в ту пору аэродром. А жил Геринг, когда приезжал в Вердер, на своей даче. Впоследствии ее переоборудовали под дом престарелых. Этот дом был виден, когда выйдешь за КПП и пойдешь в сторону второго городка.
Работал у нас в полку один старый немец. Он отлично резал стекла и следил за инженерными коммуникациями городка. Он был ровесником Брежнева. Этого немца звали Эрик. Работал он здесь много-много лет и рассказывал нам про то время, когда в нашем военном городке размешался штаб истребительной авиационной дивизии, которой командовал Василий Сталин.
- Ох, и пил Сталин часто! А когда напьется, то из окна своего кабинета, вот этого, стрелял по уткам.
И тут выясняется, что кабинет Сталина находился не там, где сейчас кабинет командира полка, а где кабинет начальника политического отдела полка. У нас был отдельный полк, поэтому имелся политический отдел. И еще интересный факт: стрелял он только из охотничьего ружья. И, наконец, в 1945 году на месте плаца находилось небольшое озеро и на нем садились утки.
Были еще интересные места. Поехало командование полка отмечать день рождения командира полка. Были приглашены и командиры батальонов. Ехали минут двадцать. Наконец нам открылось красивейшее озеро. Оно имело протоку на Хафель. Живописный берег. Подъехали к причальчику. На нем никого не было, хотя на соседних мостках сидели немцы.
Это сталинский мостик, - пояснил мне Вербицкий, - это место немцы с 45-го года не занимают. Здесь Василий рыбачил. Вот посмотри - он показал мне рукой на стоящие вокруг вековые деревья. На высоте пяти-шести метров были видны расплывчатые буквы. С трудом читались фамилии и года: 1945 и 1946. За столько лет деревья выросли и текст оказался на такой высоте.
Мне все время казалось, что я уже когда-то бывал на этом месте. Что-то уж сильно знакомое чудилось в этом озере, мостике, деревьях. И только через месяц я обнаружил, где я этот сюжет видел. Над дверью в ленинскую комнату 4-й учебной роты связи висела огромная картина. Её размеры были два на полтора метра. На ней было изображено это самое озеро, мостик и окружающие его деревьяная картина. Её размеры были два на полтора метра. На ней было изображено это самое озеро, мостик и окружающие его деревья. Деревья были меньше высоты. Я приказал снять картину и вытащить ее из рамки. В углу стояла фамилия автора. Она была грузинская. Какая, точно не помню, но конец фамилии был «швилли». А год про¬честь было невозможно. Вот такая история.
Добавлено (2009-10-19, 13:20:17)
---------------------------------------------
СОСЕДИ
Соседи наши по военному городку были беспокойными. Все. За исключением госпиталя. На заводе по ремонту инженерной технике постоянно происходили происшествия. В основном они были связаны с неуставными взаимоотношениями. Солдат, призванных из республик Средней Азии, было там очень много. Постоянно происходили пьянки и драки. Начальник инженерных войск не вылазил с завода. Много шума наделал случай, когда за какие-то нарушения должен был откомандирован из ЗГВ их прапорщик. Жена этого прапорщика рванула на Запад. Оттуда позвонила и сказала, что если его мужа откомандируют в Союз, то она останется там. Инженеры, что называется, стояли на ушах. В конце-концов жену поймали и эту семейку с грандиозным скандалом отправили во внутренний округ.
Отличной была у саперов баня. На берегу Хафеля, с причалом. Внутри был большой греческий зал, сауна с высокой температурой, большой бассейн. Несколько раз я посещал это заведение. Приглашали туда и знакомых немцев. Чаще всего начальника полиции Вердера. Он был уже в годах и собирался уходить на пенсию. По-русски он говорил плохо, но по мере употребления спиртных напитков все больше и больше участников бани его понимали. Особенно, когда он ругал Горбачева.
А в учебной роте связи школы прапорщиков во время физической зарядки ушел на Запад курсант. На утренней физической зарядке он добежал до автобана и остановил проходящую машину. Больше его не видели. Начальник инженерных войск группы имел очень большие неприятности. Несколько дней переодетые в гражданку офицеры и прапорщики прочесывалась местность. Дежурили на вокзалах офицеры, но результата не было.
В радиорелейном батальоне постоянно происходили ЧП. Командир батальона меня поражал своей невозмутимостью. Он закончил Рязанское училище связи и мы имели с ним общих знакомых по училищу, хотя он закончил его на год позже меня. Каждое ЧП он со своими замами хорошо отмечал. Гуляли до утра. Я думаю, что это они радовались, что их не сняли с должностей. Но последний случай был трагический. Дневальный по парку ночью пошел вглубь парка за краской. Зашел в каптерку, где стояли бочки с краской. В этом сарае света не было и он посветил спичкой...
…Произошел взрыв. Солдата выкинуло из сарая. Обмундирова¬ние на нем горело. От ужаса и боли он пробежал несколько шагов и упал. Происходило это в нескольких шагах от ограждения забора. Между внутренним и внешним ограждением нес службу часовой. ОН схватил с противопожарного щита огнетушитель и, подбежав к колючей проволоке, направил струю пены на горящего солдата. Но струя не доставала до тела. Забор из колючей проволоки был сделан на совесть, ведь в чужой стране находимся. Прибежал дежурный по парку. Он потушил огонь. Раненого тут же отправили в госпиталь. Через несколько часов на вертолете его переправили в групповой госпиталь. Затем в Москву. По дороге он скончался. Началось разбирательство. На политическом обеспечении этот батальон находился у 132-й бригады связи. Оттуда приехал разбираться заместитель начальника политического отдела бригады подполковник…Краевский. Я встретил его на плацу. Бывают же встречи!
Самой спокойной воинской частью у нас был госпиталь. Начальником госпиталя был полковник Кириллов. Он прибыл почти в одно время со мной с должности главного терапевта Московского военного округа. Я зашел к нему и сказал, что госпиталь много потеряет, если по прибытию моей жены в ЗГВ он не примет ее на работу. Согласие было достигнуто.
ВЫХОДНЫЕ
До прибытии жены я выходные проводил на стадионе. Там постоянно сражались 1-й и 2-й батальоны, а также офицеры и прапорщики. Несколько раз я со своим замполитом майором Глокке ездил в Потсдам. Там мы посетили знаменитый парк Сан-Суси, обошли знаменитую улицу, посередине которой разместились эмигрантами со своими товарами, В основном эмигранты были русскими. Эту улицу называли «торговкой».
Если позволяла погода, то загорал на берегу Хафеля. Наш берег был пустынный. Немцы к нему не приставали. Стоило раздеться и лечь на горячий песок, как на берег забиралась лебединая семья и спокойно направлялась к загорающим. Они подходили к лежащим телам и щипали их за бока. Довольно больно. Это означало, что им надо дать хлеба. Потом я привык к непуганым животным, лебедям, косулям, кабанам, зайцам, белкам, а тогда это было для меня просто удивительно.
У меня в батальоне был свой маленький зоопарк. Точнее два. В нем жили зайцы, их периодически выпускали и ловили новых, куропатки, утки, козы и бараны а также одна семья лебедей. Курсанты и дети офицеров, прапорщиков и служащих постоянно толпились у забора.
Однажды понадобилось дать взятку начальнику пересыльного пункта. У него тоже был свой «уголок Дурова». Мы ему дали пару козлов, а он нам дал прибывших по замене четырех хороших специалистов-прапорщиков. Нетрудно догадаться, как потом над этими прапорщиками подсмеивались: одна голова козла менялась на две головы прапорщиков. Офицерские головы, надо думать, стоили бы несколько дороже.
Зная экономическое состояние в стране немцы, особенно старые, очень жалели наших курсантов. Напомню, что шел 1990 год. Их телевидение показывало пустые полки магазинов и километровые оче¬реди за продуктами. По субботам на КПП регулярно приходили и приезжали старые-престарые немцы - божьи одуванчики и предлагали взять на выходные домой одного-двух курсантов. Немцы думали, что и у нас в полку также голодно, как и в Союзе.
И, можете себе представить, мы выделяли таких курсантов. Просто для общения. Эти старые немцы помнили, как в 45-м году они ели из наших полевых кухонь. Политотдел подбирал курсантов из комсомольский активистов. Их мыли, переодевали, до слез инструк¬тировали и вручали сияющим от счастья немцам. Можно было не беспокоиться. Утром в понедельник курсант, тоже сияющий и счастливый, стоял в строю.
Несколько раз я с зампотехом батальона обеспечения ходил на пляж во второй военный городок. Но там пляж был совместный с немцами. Немецкие девушки там отдыхали в положении полунудистов, что сильно возмущало моего товарища.
Ближе к осени я узнал, что в учебном отделе 210-й школы прапорщиков служит мой знакомый по СибВО подполковник Сергей Субботин. Помните, я писал про начальника штаба дисциплинарного батальона? Так вот, потом он был назначен командиром батальона охраны штаба Сибирского военного округа и через некоторое время заменился в ЗГВ. Сразу скажу, что после расформирования школы прапорщиков его назначили старшим офицером отдела службы войск штаба группы.
Я позвонил Субботину и потом мы часто с семьями встречались в Вердере и в других местах.
А очередной командир батальона связи из поселка Степной тоже был по замене отправлен в ЗГВ и я его встретил тут командиром батальона обеспечения узла связи штаба группы «Ранет». Но это так, к слову.
С наступлением осени я много раз выезжал за грибами. Грибов было - море. Процесс не заключался в поиске. Он заключался только в сборе. Места очень хорошие. Встречались мне олени. Настоящие. А мой освобожденный комсомольский секретарь, убегая от стаи кабанов, перепрыгнул сетку высотой больше его роста. Мы все удивлялись этому прыжку.
В плохую погоду смотрел телевизор. Пока был советский, то каналов было мало. Для начала пришлось переделать звук. У немцев другая звуковая частота. Потом купил JVC и стал смотреть шесть каналов. Поначалу было очень забавно слушать, как в американском вестерне индейцы говорят по-немецки. У нас в фильмах индейцы по-русски разговаривают, поэтому как-то это привычно.
Из дома шли письма. Дочка поступила в Омский медицинский институт. Потом было много забот по переводу поступившей студентки из Омского института в Смоленский. Это самый ближайший мединститут к Брянску, где жил отец жены.
Глубокой осенью я поехал в Берлин встречать приезжающую жену. Контейнер к этому времени давно прибыл. Дома все было разложено и распределено.
Чуть освоившись, мы ездили по выходным в Берлин. Восточный и Западный. Конечно, нам строго запрещалось посещать Западные земли, но это повсеместно нарушалось.
В Берлине мы застали еще стоявший на месте небольшой отрезок берлинской стены. Рядом вовсю торговали сотни эмигрантов. Там можно было купить и переодеть наш усиленный мотострелковый батальон. Причем, в любую форму одежды - от парадной до полевой. Продавалось, видать, нашими интендантами все, что можно. Там же, на память, можно было приобрести кусочки от берлинской стены. Маленький по три, а большой по пять марок. Совсем побольше, с ладонь, по двадцать. Все под оргстеклом, с сертификатом качества.
А однажды над Хафелем я увидел воздушные шары. Каких только формы и цветов шаров не плавало в воздухе! А затем пролетел фундаментальный дирижабль. Огромных размеров. Гондола под его брюхом казалась маленькой капелькой. На меня этот дирижабль свои¬ми исполинскими размерами, а он пролетел прямо надо мной, произвел большое впечатление.
А среди недели прогулки осуществлялись по городу. Вечерами было пустынно и тихо. Немцы ложатся спать, как и чехи - рано. Если идет какой-то прохожий, то это наш, соотечественник.
В окнах немецкий домов светятся экраны телевизоров. Нередко видны и черно-белые экраны. Запад для наших, восточных немцев, только наступал.
ЭКЗАМЕНЫ, ВЫПУСК, РАСФОРМИРОВАНИЕ
Мой полк по плану должен был выводиться в Белорусский воен¬ный округ. Туда даже отправили пару вагонов с имуществом. Потом вывод отменили. Дальнейшая судьба полка никому известна не была. Однако ближе к осени пришла директива штаба группы о расформировании полка на месте. Для многих это было большой неожиданностью. Начальник войск связи распорядился экзамены и выпуск провести досрочно. Военный городок передавался полевому узлу связи 118-й узловой бригады связи, который стоял в Виттенберге и готовился занять наше место.
Пришлось перейти на усиленный вариант подготовки курсантов. Основное внимание обращали на практическую подготовку. Одновременно готовили документы на подготовку личного соста¬ва к передаче и на готовность учебной техники к экзаменам и передаче в полевой узел связи.
Ну, а меня назначили председателем самой трудной внутренней проверочной комиссии по технике связи. Я двадцать дней с членами комиссии работал по сверке материальных средств, проверке ее наличия и состояния. Зато потом у меня не было никаких проблем с передачей техники. Очень много было списано.
Наконец, прибыла большая комиссия для приема экзаменов. Возглавлял ее начальник отдела боевой подготовки управления связи группы. Когда они вышли из автобуса, то председатель комиссии их построил, проверил и повел в классе на инструктаж. Пошли туда и мы - командир полка, его заместители и командиры батальонов. Командир полка был уже новый. Вместо полковника Вербицкого, убывшего по замене, прибыл полковник Скляр. Он был командиром отдельно¬о полка связи в Белорусском военной округе.
Нам были представлены члены комиссии. Запомнился один долговязый офицер. Фамилия его была Жосан. Нашего замкомполка по вооружению тоже была фамилия Жосан. Уж не родственник ли? Только наш Жосан был ростом метр с кепкой. Уж как в армию попал, трудно сказать. Таких, по-моему, из-за такого роста в армию не берут. Когда мы вышли из класса, то наш Жосан стал подозрительно оглядывать этого офицера, допытываться у него, действительно ли у него такая фамилия. Узнав, что это действительно так, наш Жосан стал громко возмущаться:
- Вы посмотрите на него. Да какой ты Жосан! Вот я - Жосан! А
ты - самозванец!
Оказывается, они оба молдованы. На молдавском языке слово «жосан» означает - маленький. Вот по этому и возмущался наш маленький Жосан, глядя на длинного Жосана. На другой день начались экзамены. Шли они десять дней. Каждый день подводились итоги. Готовились и сдавались экзаменационные ведомости, анализировались результаты. Шла обычная и привычная работа. Результат был налицо. Мой батальон занял на подведении итогов экзаменов первое место. Прибывший на разбор начальник войск связи остался доволен подготовкой моих курсантов, и приказал мне подготовить несколько выездных караулов. Для чего - скажет позднее.
После этого в течении месяца личный состав работал по подготовке территории и техники к передаче. Прибывшие офицеры из 118-й бригады связи принимали казарменный и учебный фонд.
А мои подготовленные из личного состава 4-й учебной роты связи караулы стали разъезжать по частям бундесвера и вывозить оттуда нашу секретную аппаратуру. Можете себе представить, как у нашего, много лет подряд вероятного противника, наши офицеры по описям принимали нашу секретную аппаратуру. Что же после этого там секретного осталось? Это еще одно преступление Горбачева. Объединение двух Германий происходило так стремительно, что бундесвер поглотил национальную народную армию ГДР вместе со всей секретной документацией и аппаратурой.
Этой аппаратурой, в конце концов, забили учебный корпус. Там были мои секретные учебные классы и были условия для ее сохранности. Как я знаю, вывоз продолжался и после расформирования полка. Классы были забиты под потолок. Аппаратуру возили даже с кораблей. Потом, после вторичной проверки, ее стали уничтожать на автодроме. В специальной яме крушили ее молотами, затем обмазывали напалмом и сжигали. Все это шло до лета 1991 года.
Вам, наверное, известно, что после объединения двух Германий Горбачевым был предан генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эрих Хоннекер. Сначала его предал Горбачев, а затем и Ельцин. Трагична судьба Хоннекера. После объединения он стал с семьей никому не нужен. Несколько месяцев он вместе с семьей жил на территории группового госпиталя в Бельцах. Это недалеко от Вердера. Красивейшее место. Сосновый бор. Чистейший воздух. Еще до войны немецкий медицинский профессор Кох построил здесь санаторий. Вот наши медики и выбрали это место для своего госпиталя. Хоннекер жил в отдельном домике. У него была наша обслуга. А охраняли его... мои офицеры и сержанты. Сменялись они еженедельно. Для этого выделялся один офицер и два сержанта. В течение недели они сопровождали генсека на прогулках. Шли сзади его на расстоянии двадцати метров. В разговоры не вступали. Через неделю этот «почетный караул» я менял на следующий. После расформирования полка туда выделяли людей из полка охраны штаба группы. За территорию госпиталя Хоннекер не выходил. Я несколько раз выдел его. Но когда про место его нахождения стало известно журналистам и кино-фото корреспондентам, они сутками простаивали у забора госпиталя, Хоннекеру пришлось изменить маршрут прогулки подальше от забора.
В ноябре курсанты были отправлены по войскам. Начала работать комиссия группы по определению дальнейшей судьбы офицеров и прапорщиков. Те, кто выслужил срок в Германии, убывали во внутренние округа. Тем, кому срок не вышел отправлялись служить в другие части ЗГВ.
Мой замполит майор Глокке очень не хотел ехать во внутренний округ, хотя пять лет уже прослужил в ЗГВ. Ездил он для беседы на защищенный узел связи группы «Редут», но там он не востребовался.
В конце концов в полку осталось шесть человек, Командир полка, зампотылу полка и секретчик, начальник штаба, я, мой замполит. Потом зампотылу убыл в Союз, затем убыл мой замполит, потом секретчик.
Через некоторое время опять приехала комиссия группы: начальник войск связи с кадровиками. Задача стояла одна - размес¬тить нас по частям группы. В конце концов, связавшись с Москвой, меня с начальником штаба полка отправили на беседу на защищенный командный пункт Ставки Западного Направления «Арбалет». Он размещался, я думаю это уже не секрет, недалеко от Франкфурта-на-Одере. А его передающий центр был вынесен на полигон Либероза. Мой начштаба планировался непосредственно на узел связи. Уж кем там, не помню, а я планировался на должность начальника передающего радиоцентра. Генерал Ведерников, изучив меня в 31-м полку связи и, еще раз прочитав мое личное дело, решил, что я могу выправить там положение с дисциплиной. А на передающем радиоцентре с этим делом было худо. Там даже замполит по пьянке стрелял. И хотя этот КП был центрального подчинения, кадры туда подбирались из личного состава группы.
Ехали мы часа два с половиной. Сначала по асфальту. Затем свернули в лес на брусчатку. Потом и брусчатка кончилась. В конце-концов машина уперлась в ворота. Слева от него здание контрольно-пропускного пункта. На нем табличка: «Автомобильный завод «Торпедо». Все секретные объекты имели легенды. Вот этот КП маскировали под автомобильный завод.
Долгая и придирчивая проверка документов. Затем, преодолеваем КПП. Проходим метров сто. Опять КПП. Опять проверка документов. Оставляем свои удостоверения личности у дежурного. Идем дальше. Через третье КПП мы уже не пошли. В ту зону нам не надо, там сам командный пункт. Свернули в штаб. Побеседовали с заместителем начальника КП. Сам начальник отсутствовал. В результате беседы он сказал нам, что мы им подходим, однако окончательное решение будет принимать не он.
Короче, ни я, ни мой начальник штаба туда не попали. Начальник штаба был назначен главным инженером на завод по ремонту средств связи группы в Лукенвальд, командир полка - начальником этого завода, а я был назначен в штаб группы на должность начальника смены - старшего инженера средств автоматизации 207-го центра автоматизированных систем управления Западной Группы Войск.
скорбим!
